Virtual Laboratory Wiki
Регистрация
Advertisement

Ультимативный манифест. Часть 1. Истоки ультиматума[]

СЕРГЕЙ ДАЦЮК, ДЛЯ "ХВИЛІ" 20.03.2020 09:25:40

  • Элита - те, кто производит новые смыслы и перспективы, живут по принципам, а не по интересам.
  • Правящий класс это те, кто правит в существующих смыслах и перспективах, живут лишь отчасти по принципам, но все чаще по интересам.
  • Привилегированный класс — те, кто уже не производит смыслы и перспективы, не правит, живут по интересам, которые закрепляют как исключительные интересы — привилегии.

Интеллектуалы массово превращаются в креативный класс, то есть класс, обслуживающий заказы правящих классов, и не имеющий собственных мотиваций разнообразной мыслительной деятельности.

рассматриваемый здесь ультиматум являетсядважды бессубъектным — нет того, кто его предъявляет, и нет того, кому его предъявляют. И лишь в процессе его предъявления из некоторой анонимной позиции эти субъекты могут возникнуть.


Будущее кризисного мира синтетично. В кризисе не существует аналитически понимаемого будущего.

Понять будущее в кризисной ситуации нельзя детальным и структурированным образом. В каком-то смысле профетия — это антипостмодернизм. Понять будущее в ситуации быстрого времени и фундаментальной трансформации можно лишь обобщенно-целостным образом.

Способ целостного предвосхищения будущего можно назвать профетическим (пророческим). Целостное предвосхищение формируется на основе интеллектуальных предчувствий, метафор, философских концептуализаций, общих схем, моделей и т.д.

Традиционно профетия рассматривается в религиозно-мистическом смысле. Однако это не более, нежели историческая форма его изначального проявления. Сегодня можно рассматривать пророчество как не менее сильный теоретико-практический инструмент работы с будущим, нежели футурология.

Профетия предъявляет целостное будущее, позволяющее формировать новые смыслы и осмысленные перспективы, поскольку смысл возникает лишь в связи с целым видением. Научные прогнозисты, футурологи и фантасты редко способны предъявлять смыслы будущего — их будущее разорвано на технологии, тенденции, сценарии и т.д.

Профетический подход принципиально отличается от научного прогноза, футурологического прогноза, форсайта или даже фантастики.

Любое, достаточно всеохватывающее и предъявляющее сложные теоретические модели, мышление может осуществляться лишь в профетии. В этом смысле целостное сложное мышление с усилиями на удержания сложных смыслов и сложной перспективы — профетическое.

Все эти предчувствия и обобщения имеют анонимный характер и оформляются до востребования. То есть они не имеют четкого адресата, но имеют четкую функционализацию адресата — он должен быть восприимчив к целостному предвосхищению среднесрочного и долгосрочного будущего.

Когнитивные схемы понимания мировой ситуации имеют характер интеллектуального профетического резонанса. Мы понимаем-предчувствуем так-то и если вы понимаете-предчувствуете похожим образом, то на это стоит обратить более пристальное внимание. Профетический резонанс невозможен в популярной среде, но возможен в среде микрогрупп, практикующих сложное мышление.

Одним из наиболее известных профетических образов является Сингулярность. Это сложный мыслительный конструкт, позволяющий не только моделировать мир будущего, но и в процессе своего восприятия производить селекцию мыслеспособностей — приемлющих и работающих с Сингулярностью или отрицающих ее возможность.

В этом смысле профетический образ будущего как Предсингулярного мира и самой Сингулярности состоит в том, что мир убыстряется, обозначает пределы своего существования за счет появления представления о Многомирности, Междумирности, Внемирности.

Тяжба о Сингулярности

Сингулярность — важное философское представление об особенности единства, то есть о различии единого и многого, бытия и ничто, абсолютного потенции в абсолютном единстве.

Сингулярность была концептуально описана в физической общей теории относительности как гравитационная сингулярность пространства-времени и как космологическая сингулярность, то есть состояние Вселенной в момент Большого Взрыва.

Позднее представление о сингулярности было применено для описания предела технологического развития/роста, после которого его нельзя ни понять, ни предсказать в дальнейшем.

Существует также эпистемологическая сингулярность. Время создания знаний на всем протяжении существования человеческого рода сокращается экспоненциально, количество знаний увеличивается экспоненциально. С точки зрения математики, наступит такой момент, когда время на создание знаний будет близко к нулю, а количество знаний будет приближаться к бесконечности.

Сингулярность настолько масштабна и сложна как понимание нынешнего времени, что на основании вышеприведенных связанных пониманий можно даже уточнить континуум-гипотезу Кантора: всякое бесконечно подмножество континуума является либо счетным, либо континуальным, либо сингулярным.

То, что Вернор Виндж и Раймонд Курцвейл технологизируют сингулярность, а Римский клуб отрицает ее наступление, свидетельствует лишь о не вполне точном понимании сингулярности.

Сингулярность ухватывается исключительно мышлением. Ни рефлексия, ни понимание без мышления с представлениями о сингулярности работать не могут.

С точки зрения социального мира, Сингулярность как опасность серьезного преобразования всечеловечества порождает массовый стресс. А стресс у высших приматов однозначно связан с агрессией.

Более того, такая ситуация вынуждает всечеловечество производство и оперирование знаниями перекладывать на головы искусственного интеллекта и роботов. Это, в свою очередь, ведет к появлению заместителей или помощников человека, то есть ведет к удвоению экзистенции разума и созданию экзистенциальной конкуренции, в результате которой искусственный интеллект претендует на существенную часть бытийности, занимаемую человеком — пространство, время, функции жизни и т.д.

В таком случае агрессия предсингулярного социума находит своего врага — искусственный интеллект, и порождает, разные способы борьбы с сингулярным стрессом и сингулярным страхом через реализацию сингулярной агрессии: 1) замедление наступление сингулярности; 2) постановка под контроль искусственного интеллекта; 3) войну с роботами.

Поэтому, когда говорят о том, что Сингулярности не будет, говорят не об отмене математической закономерности, а о социальных барьерах на пути к Сингулярности — архаизация (Россия), прокрастинация (Европа), терминаризм, то есть ограничение конструктивизма с позиции науки (США), тотальный социальный контроль (Китай), обскурантизм с элементами реформации (Исламский мир), стихийные революции (Украина, исламский мир).

Наиболее значимой и трагичной является здесь прокрастинация Европы, поскольку именно она последние несколько сотен лет удерживала позицию всечеловеческого мышленческого лидерства.

Симптоматичной здесь является речь Эммануэля Макрона на традиционной конференции послов, организуемой каждый год в Елисейском дворце, от 27 августа 2019 года. Макрон предложил три стратегии: 1) осторожность и сохранение привычек (при этом «Европа исчезнет вместе с распадом этой западной эпохи, и мир будет выстраиваться вокруг двух больших полюсов: США и Китая»); 2) приспособление (однако, он говорит, что «Мы не хотим менять мир, чтобы нам не пришлось приспосабливаться»); 3) повлиять на мировой порядок («…Нужно менять вещи, не поддаваясь окружающему порядку, вернуть наши истинные ценности… Для достижения данной цели в нынешнем беспорядке нам нужно играть нашу роль, роль державы равновесия… Мы — единственное геополитическое пространство, которое поставило человека с большой буквы Ч на центральное место в своем проекте в эпоху Возрождения, Просвещения и всякий раз, как нам приходилось переосмыслить себя…»).

В позиции Макрона невероятное количество мыслительных ошибок, противоречий и откровенных глупостей. 1) Нельзя существенно влиять на мировой порядок, деятельностно не предъявляя свой мировой порядок; 2) Бессмысленно удерживать позицию равновесия в ситуации быстрых изменений и чужой субъектности; 3) Можно пытаться вернуть дух Возрождения и Просвещения, но какими бы прогрессивными эти движения не были для своего времени, сегодня они являются анахронизмом, и их воспроизводство и дление будут означать архаизацию; 4) Нынешние проблемы в принципе не решаются на уровне политики; 5) сущностное изменение-прирост проблематики лежит через восхождение «человек-человечество-всечеловечество» — бессмысленно и далее переосмыслять себя через «человека», а это архаичный подход. Центральное место в нынешнее быстрое время должно занимать всечеловечество, а не человек, то есть гуманитаризм, а не гуманизм или даже постгуманизм; 6) замедление прихода Сингулярности, о котором по сути говорит Макрон, не является способом принципиально избежать Сингулярности.

Как бы отдельные представители всечеловечества не замедляли приход Сингулярности, остановить ее вряд ли возможно. Здесь действует сложный процесс транзистентности. Социальная энергетика всечеловечества неизбежно приводит к косвенному развитию, хотя бы даже естественно-технологическому, если гуманитарное развитие в силу гуманитарных же страхов искусственно тормозится. Такое развитие порождает Иное и предуготовляет переход в иное качество всечеловечества. Чем ближе к иному качеству оказывается всечеловечество, тем большее значение для него имеет не экзистенция, а транзистенция, то есть не переживание существования, а переживание изменений.

В быстром Предсингулярном мире, который пытаются существенно замедлить разные цивилизации, экзистенция уступает место транзистенции. То есть, хайдеггеровское понимание бытийности как по сути экзистенции не является более адекватным.

Во-первых, транзистентно истолкованная бытийность изменчивая, переходная, впускающая в себя кроме экзистенции Иное. Во-вторых, сама экзистенция становится множественной. Мир становится транзистентным и полиэкзистентным.

В современных представлениях можно так описать полиэкзсистентность: виртуальная экзистенция (существование в виртуальности, противостоящее актуальному существованию), экстраверсумная экзистенция (внемирная экзистенция, противостоящая внутримирной экзистенции), ксенуальная экзистенция (экзистенция иного и иных, противостоящая экзистенции свойности), космическая экзистенция (космическое (пустотное и инопланетное) существование, противостоящее старопланетному существованию), когитуальная экзистенция (когитуальное существование, противостоящее габитуальному).

Принцип сингулярной транзистенции — замедляемая экзистенцией транзистенция наносит ответный удар и раскалывает экзистенцию на части, делая ее множественной. Более того, Послесингулярный Мир перестает быть Миром, он различается на Мир, Многомирность, Междумирность и Внемирность. Эта полиэкзистентность разрушает актуальность и глобальность.

Множественная экзистенция заставляет умножать усилия сопротивления транзистентной Сингулярности всех тех, кто ее боится, кто сопротивляется по неведению, кто порождает агрессию сознательно. У всечеловечества в лице отдельных цивилизаций перестает хватать усилий на множественные усилия сопротивления многоликой транзистенции, и Сингулярность приходит не в узком единичном узнаваемом и контролируемом виде, а в широком множественном неопознаваемом и неконтролируемом виде.

Так транзистентные идиоты, они же экзистентные защитники, — архаизаторы, прокрастинаторы, терминаристы, тоталитаристы и обскурантисты — проигрывают футурологическую битву с Сингулярностью. Так стихийные революционеры выигрывают тяжбу о Сингулярности, предвосхищая и приемля ее, готовясь к Сингулярности и к жизни в Постсингулярной многомирной полиэкзистентности


Часть 2 Состояние мышления[]

Мышление существует тогда, когда оно прорывается в немыслимое и творит Иное, принципиально неведомое и непонятное в акте творения.

Иное не есть другое, то есть рядоположенное. Иное всегда требует усилий на распознание как не только немыслимое и непонятное, но даже и невообразимое. Иное постигается через барьер сверхусилий.

Продукт мышления — иное. И если иного не возникло, то мышления не было. Никакая мыслительная деятельность с предсказуемым результатом мышлением не является... Мыслящий не должен всецело полагаться ни на какие формы мыслимости — его мышление в своей основе должно быть безопорным. Мыслящий не должен знать, куда заведет его мышление — к прекращению ли своего существования и разрушению мира, в котором он пребывает, или к продолжению/изменению своего существования и созданию нового или даже иного мира для своего пребывания.

Проблематизация возможна всегда лишь внутри наличного дискурса и внутри имеющихся смыслов, где причинно-следственная связь обосновывается через цель и средства, а проблема усматривается в неадекватности средств поставленным целям. Более мощным является не проблематизация (Гадамер), а вопрошание (Хайдеггер) с последующим поиском ответов за пределами наличного дискурса, за пределами имеющихся смыслов, за пределами имеющихся представлений, идей, слов и т.д.

Мышление всегда было для общества и ресурсом и угрозой. Мышление в своей основе имеет трансцендентную пустоту. У мышления нет мотиваций, причин, целей или вызовов. В этом смысле вызов — ретроспективная или устрашающе-проективная форма переживания проблемы. Началом любого мышления является пустота и основная процедура при этом — опустошение. В этом смысле пустота для мышления — потенциальна и энергична.

Между мышлением и его актуализацией — пропасть, которую невозможно преодолеть сразу же или даже быстро. Мышление как установка на иное сложно актуализируется — через микрогруппы с доступом к мышлению. Мышление никогда не может быть популярно. Мышление слабо социализируется, ибо социальность жаждет актуального, а мышление мыслит о важном.

Потеря мышления, отказ от мышления и запрет на мышление

Последние десятилетия в Западной цивилизации происходит потеря мышления как социальной практики, как институтов, как ритуалов. Сначала была неосознанная потеря, затем осознанный отказ, а затем был произведен и системный запрет на мышление.

Фактически именно потеря мышления лежит в основании нынешнего мирового кризиса.

Потеря мышления связана с постепенным утрачиванием ценности мышления, которое присутствовало в обществе-цивилизации-культуре нерефлексивным образом. В значительной степени мышление сопровождало чтение книг, когда можно читать медленно, продумывать, вспоминать, воображать и т.п.

Книга удерживала ритуал сомышления. Разрушение ритуала шло по трем направлениям. Структуралисты-постструктуралисты подменили ценность книги ценностью текста, что незаметно размыло ценность мышления. В смысле носителя знаний-умений-переживаний книга была замещена телевидением и интернетом, где есть в основном информация и формальные эмоции, но не знания. Автор мышления в книгах умер в момент, когда ему через авторское право навязали пользу, массовость, рынок и социальную ответственность. Так ритуал сомышления через книгу незаметно умер. При этом ценность мышления, живущая через написание-чтение книг, не была отрефлексирована как важная. Нужны новые ритуалы сомышления, на других носителях, с другим способом целостности мышленческих текстов, вне авторского права.

Когда умирает чтение книг, мышление умирает вместе с ним незаметно. А поскольку ценность мышления не заявлена как отдельная и особенная, то его разрушение становится незаметным не только для общества в целом, но и для интеллектуалов, которые ошибочно принимают функциональную способность к созданию затребованного обществом «креатива» за наличие мышления. Креативный класс — не интеллектуалы, у них нет мышления.

Кроме чтения существовали также и другие формы удержания мышления — сущностные беседы, молитвы, медитации. Однако они всегда существовали маргинально и не были в достаточной степени социализированы, как чтение книг. К тому же они еще больше вытеснялись развитием техники и технологий, нежели даже книги.

В этом смысле мышление сложнее, нежели лишь чтение книг. Оно предполагает наличие микрогрупп, практикующих мышление, наличие закрытых клубов (орденов, монастырей и т.д.), способных собеседовать в установке на мышление, молиться, медитировать. Мышление в социальном плане всегда скрыто, но доступно при определенных усилиях. Отказ от мышления всегда связан с отказом также от определенных социальных групповых практик и ритуалов.

Отказ от мышления происходит тогда, когда теряется установка — помыслить немыслимое, то есть когда начинают мыслить лишь мыслимое. Отказ от мышления это сознательное процессное действие, которое выступает как технологический или моральный индивидуальный, групповой или даже обобществленный выбор.

Технологический выбор состоит в замещении мышления медиа-сознанием. Телевидению не удавалось до конца убить мышление, поскольку чтение книг сохранялось. Однако компьютер и интернет сумели практически полностью убить мышление. Трагедия в том, что компьютер и интернет стали также использовать и бывшие элиты, ныне представители правящих классов.

Моральный выбор связан с дилеммой интеллектуала как носителя мышления: мышление vs материальная выгода и популярность. Мышление требует много свободного времени. Когда общество (рынок, капитал) готово покупать свободное время интеллектуала, он может сделать экзистенциальный и, в какой-то степени моральный, выбор в пользу креативной деятельности, а не мышления. Тогда происходит добровольный и сознательный отказ от мышления в обмен на обеспеченность и социальный успех.

Отказ от мышления происходит также и рефлексивно. Выход в рефлексивную позицию возможен исключительно в наличном способе мышления. Рефлексия не пробивает барьер наличного определенного мышления, рефлексия не может достигать немыслимого. Рефлексия без мышления порождает архаизацию, установку «все уже придумано», «все можно переложить на технологии или искусственный интеллект» и т.д. То есть рефлексия лишь упрочивает наличное определенное мышление иллюзией изменения масштаба содержания, но не самого содержания.

Рефлексия без мышления сегодня есть основной способ отказа от мышления.

Отказ от мышления ведет к потере управляющей позиции в мире. Слова Фелиции Жанлис, осовремененные Биллом Гейтсом, звучат так: «Те, кто читают книги, всегда будут управлять теми, кто смотрит телевизор» — являются формулировкой проблемы. Мышление управляет немышлением, однако мышление плохо сохраняет само себя вне социальных практик и ритуалов.

Запрет на мышление это сознательное институциональное процессное действие на уровне правящих классов и государства в отношении интеллектуалов и детей, которым закрывают доступ к обретению ценности мышления, к знанию мышленческих подходов и к умению мыслить. Взрослым обывателям мышление уже даже не запрещают, потому что у них его нет. Запрет на мышление вводится с целью сохранения экономической эксплуатации, политической манипуляции и морального унижения обывателей со стороны правящего меньшинства.

Запрет на мышление — это наиболее гнусный способ эксплуатации, манипуляции и унижения масс через оскопление интеллектуализма.

Сегодня в мире повсеместно уничтожается мышление путем прямого запрета, а также путем подмены непредсказуемого мышления в его установке на иное регулярными и определенными формами мышления. Причем мышление уничтожено не только на уровне правящих классов, мышление уничтожается на уровне интеллектуалов и их клубных традиций, а также и в массовом порядке.

Западные интеллектуалы, еще недавно удерживающие и практикующие мышление, практически исчезли в этом своем качестве. Большими темпами идет разрушение последних микрогрупп, практикующих мышление в Европе. Ведь все эти определенные формы критического, нигилистического, проблематизирующего и позитивного мышления в принципе не работают со смыслообразованием, с новыми перспективами, с Иным. «Иное» вообще не является притязанием современного определенного мышления.

В массовое сознание целенаправленно вводится запрет на: «мышление», «рефлексию», «воображение», «смыслообразование», «проспектуализацию»; запрет на обсуждение Иного, запрет на обсуждение Сингулярности как преображения мира.

Отказ от мышления мировой элиты происходит по мере того, как она превращается в правящие классы, а затем — и просто в привилегированные классы. И закрепление отказа от мышления происходит в виде его массового запрета для остальных, чтобы не были конкурентами, бунтовщиками и могильщиками.

Запрет на мышление производится в разных формах: в виде разрешения лишь критического мышления, которое беспомощно в кризисе, ибо смысл не в критике (кризис и есть субстанциональная критика); в виде запрета в политике и в СМИ (клиповое мышление, постправда, толерантность, политкорректность, мультикультурализм и т.д.); в виде замещения мышления технологиями (компьютер, Интернет, социальные сети); в виде убийства свободных неформатных дискуссий в науке (замещение науки технологиями и прекращение фундаментальных исследований, предпочтение экстенсивного познания (глубины космоса, глубины океана, глубины планеты, микромир, наномир, квантовый мир, макромир Вселенной) познанию интенсивному (Иное само по себе как непредсказуемость и подлинная свобода изменений)).

Особым способом запрета на мышления является подмена живой философии философоведением. Живая философия есть производство новых концептов, новых ходов мышления и мыслеформ — концептуальное обобщение на пределе до иного. Однако сегодня даже философия уже не удерживает мышления, и не справляется с гуманитарными вызовами.

Выход за пределы философии и подвергание сомнению всякого мышления в его установках на мудрость является необходимым требованием свободы мышления. И здесь особенное значение имеет досократическая форма мышления в Древней Греции — софистика. В этом смысле всякий раз, когда всечеловечество входит в кризис, философия должна дополняться софистикой в социальных микрогруппах. Если этого не происходит — наличные формы мыслительных и в том числе философских теорий и практик окукливаются. Философия в кризисные периоды должна уступать место софистике, а уже после такого кризиса софистика должна существовать как легитимное дополнительное мышление к философии. Однако оболганная софистика уже давно высокомерно презирается.

Наиболее доминирующей формой запрета на мышление сегодня является его публичная делегитимация. В публичном пространстве разрешено все — даже рефлексия и понимание, — но не мышление. Запрет на практикование мышления в СМИ, особенно на телевидении, дает возможность искажать повестку дня, избегать принципиальных вопросов, низводить дискуссии до уровня упрощенных пониманий и различных скандалов, категорически отторгать иное как чужое и опасное.

Доминирующей и наиболее разрушительной формой является запрет на мышление в образовании: детям внушают, что существует исчерпывающий набор определенных форм мышления, которые они должны освоить: «критическое мышление» «позитивное мышление», «предметное мышление», «профессиональное мышление», «социализирующее мышление» (толерантность, политкорректность, этичность, гендерное равенство и т.д.)

Запрет на мышление все чаще проявляется в особых формах антикогитуальной агрессии. Интеллектуализм ведь существует не столько в формах социального стимулирования интеллектуальной деятельности, сколько в формах общественной приемлемости социального бытия интеллектуалов самих по себе. Когда умирает мышление, интеллектуализм не просто оказывается под запретом, против самих по себе интеллектуалов разворачиваются различного рода социальные репрессии, прежде всего в виде коммуникативной агрессии.

В обществе с запретом на мышление мыслящие индивиды или микрогруппы, практикующие мышление, неизбежно подвергаются обскурантизму, остракизму, кликушеству, коммуникативной агрессии, гонениям и репрессиям.

Разделенная на государства человеческая цивилизация нашла способ, как преодолеть опасность мыслепреступлений. Иначе говоря, мир Оруэлла, описанный им в «1984», мы преодолели: если мышления нет, то и мыслепреступления невозможны. Даже отдельные носители мышления не представляют угрозы, ибо они маргинализированы мейнстримным дискурсом масс-медиа.

Сегодня мышление уже невосстановимо в публичности, как это было раньше в Европе. Высшими формами имитации мышления являются интерпретации, компиляции и спекуляции. Главные критерии мышления — непредсказуемость и Иное — в них принципиально отсутствуют.

Мышлению нельзя научить. К мышлению бессмысленно призывать. Мышление это случайный продукт специально организованного выхода из страданий, боли, ощущений унижения, деградации, разрушения, умирания. Даже если все это есть, возникновение мышления не гарантировано. Однако в мире с установками на комфорт возникновение мышления маловероятно.

Мышление в лучшем случае будет существовать в микрогруппах скрыто. За публичное мышление будут наказывать. Если кто вдруг захочет практиковать мышление, он должен будет искать хорошо скрывающиеся микрогруппы, которые практикуют мышление.

Массовый запрет на мышление, вытекающий из попыток отказа от мышления правящих классов, создает ситуацию полной предсказуемости социального мира в ситуации мирового кризиса. Лишь мышление делает мир непредсказуемым. Отказ от мышления создает полностью предсказуемый социальный мир, когда он обретает черты дикости и агрессии, в состоянии чего производит конфликты и войны.

Весьма вероятным способом канализации такой агрессии, является мировая война. Однако в этой войне не будет победителей. А проигравшими будут мировые правящие классы.

Наверняка возникает вопрос — как существует отказ от мышления и запрет на мышление. Далее мы покажем это на самом вопиющем примере.

--PPark 12:24, марта 24, 2020 (UTC) --PPark 11:46, марта 26, 2020 (UTC)

Advertisement