Обсуждение:Смысл

по Бодрийяру Ж. Матрица Апокалипсиса

... Рациональная коммуникация и массы несовместимы. Массам преподносят смысл, а они жаждут зрелища. Убедить их в необходимости серьезного подхода к содержанию или хотя бы к коду сообщения не удалось никакими усилиями. Массам вручают послания, а они интересуются лишь знаковостью. Массы – это те, кто ослеплен игрой символов и порабощен стереотипами, это те, кто воспримет все что угодно, лишь бы это оказалось зрелищным. Не приемлют массы лишь «диалектику» смысла. И утверждать, что относительно него кто-то вводит их в заблуждение, нет никаких оснований. Для производителей смысла такое во всех отношениях далекое от истины предположение, конечно, удобно: предоставленные сами себе массы якобы все же стремятся к естественному свету разума. В действительности, однако, все обстоит как раз наоборот: именно будучи «свободными», они и противопоставляют свой отказ от смысла и жажду зрелищ диктату здравомыслия. Этого принудительного просвечивания, этого политического давления они опасаются, как смерти. Они чувствуют, что за полной гегемонией смысла стоит террор схематизации, и, насколько могут, сопротивляются ему, переводя все артикулированные дискурсы в плоскость иррационального и безосновного, туда, где никакие знаки смыслом уже не обладают и где любой из них тратит свои силы на то, чтобы завораживать и околдовывать, – в плоскость зрелищного.

безразличие масс относится к их сущности, это их единственная практика, и говорить о какой-либо другой, подлинной, а значит, и оплакивать то, что массами якобы утрачено, бессмысленно. Коллективная изворотливость в нежелании разделять те высокие идеалы, к воплощению которых их призывают, – это лежит на поверхности, и тем не менее именно это и только это делает массы массами. Массы ориентированы не на высшие цели. Разумнее всего признать данный факт и согласиться с тем, что любая революционная надежда, любое упование на социальное и на социальные изменения, так и остаются надеждой и упованием исключительно по одной причине: массы уходят, самыми непостижимыми способами уклоняются от идеалов.

Бассин Ф. В. К развитию проблемы значения и смысла

Ставя проблему значений и смыслов, А. Н. Леонтьев приходит к выводу, имеющему первостепенное значение для теории предмета психологии, а именно — к заключению о том, что центральным в предмете психологии или, во всяком случае, весьма важным компонентом этого предмета является «личностный смысл» и все, что с последним непосредственно связано. Интересен путь, следуя которому он приходит к этому выводу.

А. Н. Леонтьев четко противопоставляет надиндивидуальные объективные «значения» субъективным, личностным «смыслам». Он подчеркивает, что «у человека чувственные образы приобретают новое качество, а именно свою означенность. Значения и являются важнейшими «образующими» человеческое сознание... Носителем значений является язык... За... значениями скрываются общественно выработанные способы... действия, в процессе которых люди изменяют и познают объективную реальность». Однако, тут же указывает он, «значения сами по себе, то есть в своей абстракции от их функционирования в индивидуальном сознании, столь же не «психологичны» как и та общественно познанная реальность, которая лежит за ними». В этом виде они «составляют предмет изучения в лингвистике, семиотике, логике» [11; 134].

Что же «субъективирует», «индивидуализирует» значения, вводя их тем самым в круг концептов психологии? Ответ изящно прост: «Значения и свернутые в них операции сами по себе, то есть в своей абстракции от внутренних отношений системы деятельности и сознания, вовсе не являются предметом психологии. Они становятся им (разрядка моя — Ф.Б.), лишь будучи взяты в этих отношениях, в движении их систем» [11; 135]. А далее картина уточняется: «В этих внутренних системных отношениях они единственно и обретают свою психологическую характеристику» [11; 136], преобразуясь в «значения для субъекта», то есть в «личностные смыслы», которые «не имеют над-индивидуального... непсихологического существования» [11; 139]. Напротив, они, эти личностные смыслы, и только они связывают значения «с реальностью самой его (то есть субъекта — Ф. Б.) жизни в этом мире, с ее мотивами. Смысл и создает пристрастность человеческого сознания» [11; 139].

он прямо указывает, что «эта проблема (то есть проблема преобразования значений в смыслы— Ф. Б.)... отнюдь не снимается... ссылками на тот факт, что значения преломляются конкретными особенностями индивида, его прежним опытом, своеобразием его установок, темперамента и т. д.» [11; 136]. Он не считает, что преобразование «значений» в «смыслы» происходит на основе их опосредствования «историей» и «ситуацией» или, более обобщенно, — предшествующим опытом субъекта. Но в таком случае возникает неясность, связанная с тем, что по-видимому, никакого другого фактора этого преобразования не существует. Это видно даже из того объяснения характерной двойственности существования значений, которое дает сам А. Н. Леонтьев. Двойственность эта, — указывает он, — «состоит в том, что значения выступают перед субъектом и в своем независимом существовании — в качестве объектов его сознания — и вместе с тем, в качестве способов и «механизмов» осознания...». При этом, тут же продолжает он, — они (то есть значения) «необходимо вступают во внутренние отношения, которые связывают их с другими «образующими» индивидуальное сознание» [И; 136].

Представляется, что как разграничение значений на «неопосредствованные» («надиндивидуальные») и «опосредствованные» (смыслы), так й сама идея опосредствования значений факторами «ситуации» и «истории» как основного «механизма» их преобразования в смыслы, получают в свете анализа, проведенного А. Н. Леонтьевым, и его объяснений только лишнее оправдание.

Если исследование функции смыслов будет производиться в условиях отвлечения от идеи неразрывности их связи с переживаниями, то есть в условиях игнорирования идеи «значимого переживания», то оно рискует превратиться в выявление не столько «пристрастных» реальных мотивов, сколько, всего лишь — «холодной» абстрактной логики поведения. Управляющая функция смыслов не сможет быть в условиях подобного подхода адекватно раскрыта. Она будет искусственно гиперрационали-зирована, ибо смысл реальный, то есть смысл присущий конкретному, эмоционально окрашенному переживанию, характеризуется, зачастую не столько чертами логики, сколько чертами аналогичности, вытекающей из глубокой зависимости подобных переживаний, не только от сознания, но и от бессознательного.

Трансцендентальное Измерение Смысла и Проблема Искусственного Интеллекта Гаспарян Д.Э.

...Если предположить, что категория смысла обладает признаками трансцендентальности и не тождественна значению, то возможно удастся пролить свет на некоторые проблемы эмулирования естественной семантики, подчеркнув их принципиальный характер.

В работе обосновывается ценностный и отчасти целевой аспекты смысла, которые всовокупности позволяют ввести понятие «метафизического смысла». Обосновывается гипотеза,что именно «метафизический смысл» лежит в основе любых понимательных актов, доступныхчеловеческому сознанию.

---

В английском языке несмотря на то, что в языке существует отдельное понятие «sense», в абсолютном большинстве случаев в научном дискурсе, равно как и в обыденном языке, русские понятия «значение» и«смысл» переводятся одним и тем же словом «meaning». Таким образом, можно выделить две принципиально различающиеся традиции использования понятия «смысл». В одной из них смысл выступает как полный синоним значения; эти два понятия взаимозаменимы. Во второй традиции понятия «смысл» и «значение» так или иначе растождествлены [Леонтьев 2006. С. 24].

Первая традиция способствует оптимистическим прогнозам по достижения полноценной эмуляции человеческого интеллекта и именно ей по умолчанию следует большинство сторонников ИИ. Вторая традиция, напротив, помогает увидеть ограничения ИИ, и потому именно на нее ориентировано настоящее исследование.

трудности компьютерной формализации смысла связаны с принципом недосказанности,предполагающим два подпринципа - встраивание в контекст (достраивание до некой полноты) и выразимость... Важно предложить особое разделение на «синтаксис» и «семантику». Под синтаксисом мы будем понимать уровень значений, а под семантикой, собственно, уровень смысла.

PPark 16:50, 30 августа 2021 (UTC)

из ветки «ГД»

…Подход Виктора Франкла по этой теме — один из самых разумных и перспективных. Смысл всегда задаёт «опережающее отражение», «вероятностное прогнозирование», «Образ Должного». Это настоящий философский и концептуальный анализ. Феномен Слова ("значения слова) и появляется после того, как появляются специальные орудия-знаки для фиксации этого Образа Должного (= «идеала», «проектной конечной цели», «замысла», «мечты», «мотива» и т. д.). --PPark 14:50, февраля 23, 2015 (UTC)

• от Дмитрий Лучихин

Если проанализировать спектр привычного словоупотребления понятие смысла, то можно выделить две точки разделения. Первая, определившая системный подход к исследованию смысла, выделила дефиниции значения и собственно смысла:

1. Значение принадлежит предметности мира (будь то объект, действие или ситуация). Оно находится в схеме горизонтальных отношений с запросом субъекта ситуации — как оценка соответствия.

2. Смысл изначально есть свойство иерархического отношения — признание осмысляемого элемента частью некого целого, в контекст которого субъект себя ситуационно проецирует.

Следующим внутренним различением понятия смысла стало различение собственно смысла и его проекции в бытие.

1. Смысл как высшая интегративная основа личности

2. Смысл — структурный элемент сознания и деятельности.

Привычное для нашего бытия в мире, отождествление «я» с субъектом жизненной ситуации, придает значению элемента ситуации, психологический характер смысла — отнесенности к абсолютно целому личности.

Можно сказать, что смысл, как явленное отношение к целому личности и значение, как проявление принципа сравнимости объектной реальности, приобретают психологический характер синонимов, вследствии объективации субъекта (падшести в мир.(Хайдеггер).)

Еще одним подходом к понятию смысла служит довольно распространенная мысль, что психическая первооснова этого понятия не предмет, а качество. Первична осмысленность ситуации, а ее смысл — проекция осмысленности на те или иные ее элементы. Осмысленность, как форма презентации в сознании, факта наличия отношения, к целому личности. И только в проекции на внешнюю реальность, включенность феноменов в отношения осмысленности с личностью, начинает восприниматься свойством самого феномена — его смыслом.

Вообще, для понимания понятия, иногда полезно посмотреть на его антитезу. В данном случае это связано еще с тем, что наличие осмысленности обыденной жизни, как правило не рефлексируется, воспринимается как должное. А вот ее отсутствие — бессмысленность, заявляет о себе очень заметно и этим очерчивает себя гораздо отчетливее. Если несколько дней одиночества — подарок судьбы, и дальнейшее предзадано интенсивными отношениями, то это время возможностей — и для любимых занятий, и для работы в тишине, и даже для игнорируемых обычно простых удовольствий типа вкусной еды или детектива. Если же это одиночество, следствие разрыва привычных связей, если то что впереди еще надо строить заново, то все на что обычно не хватает времени становится пресным и скучным. Бессмысленным.

То есть элементы бытия осмысленны не сами по себе, не прямым отношением к личности, а включенностью во взаимосвязь бытия и «Я», задействованностью в этой взаимосвязи. Наличием у индивида, отношения к интенциальности себя, и своей включенностью в это отношение.

---

Шоттер уделяет особое внимание онтогенезу, способности придавать смысл своим действиям. Эту способность Шоттер рассматривает как специфический практический навык, приобретаемый путем научения в раннем возрасте ( Shotter, 1975; 1976;1978).

Ключевая роль в этом процессе принадлежит матери, точнее, процессам взаимодействия в неразделимой психологической целостности ребенок – мать. «Задача матери – так реагировать на то, что он делает, чтобы придавать его действиям смысл» ( Shotter, 1975, р. 100). Именно интерпретация матерью действий ребенка в терминах смыслов (которая сама во многом определена непосредственным поведенческим контекстом) определяет соответствующую интерпретацию своих действий самим ребенком ( Shotter , 1975; 1978);//

Которые можно осмыслить следующим образом:

// интерпретация матерью действий ребенка в терминах смыслов// - означает воспроизведение через реальность мира, наличного в психическом единстве матери и ребенка, отношения осмысленности, включения познаваемых элементов мира во взаимосвязь: сущность – сущность. Этим вырабатывается ключевой навык восстановления этой взаимосвязи через все жизненные реалии.

По сути можно сказать, что как животное, человек включен в систему реакций на стимулы, как на внешние воздействия, так и на внутренние потребности. Как собственно человек, он ориентирован потребностью включить мир в систему осмысленности. Перевоссоздать его как осмысленный, то есть включенный во взаимоотношения личность — личность, личность — трансцендентное.

Я думаю, что смысл не принадлежит бытию (здесь бытие я понимаю как то, что имеет свойство качественности, атрибутированности, содержит в себе возможность и необходимость сравнимости или расположенности по Хайдеггеру), а является связующим звеном между тем, что экзистирует в бытие и самим бытием. Именно поэтому в рамках самого бытия, в любом дисциплинарном развороте, он явлен как противоречие, содержит внутренний дуализм.